Из истории гостиниц Севастополя.

10 лет я работала маркетологом в гостинице. Мне сейчас безумно жаль, что новая поросль угробила мой, любовно создаваемый, сайт. Сделали просто сервис для бронирования. Никто ведь не мешал сделать просто еще один сайт. Мой сайт был наполнен любовью к городу. Некоторые мои френды его помнят. Как мы относимся к своему городу, так и гости будут к нему относиться. Он неизменно выдавался в первой строке Яндекса.
Я в ту пору была увлечена историей гостиничного сервиса. Вот интересно: в XIX веке в каждом городе, даже провинциальном, были гостиницы с пышными названиями «Бельвью», «Гранд», «Ницца», «Франция», «Бристоль». Некоторые гостиницы носили имена их владельцев и основателей. И потом это имя вплеталось в историю страны. Очень интересно читать правила поведения в них, истории о знаменитых гостях, или их собственные описания обстоятельств проживания в гостиницах.
Сохранился потрясающий рассказ Александра Вертинского о последних днях перед эмиграцией, которые он провел в гостинице Киста.

«Белые армии откатывались назад.
Уже отдали Ростов, Новочеркасск, Таганрог. Шикарные штабные офицеры постепенно исчезали с горизонта. Оставались простые, серые, плохо одетые, усталые и растрепанные. Вместе с армией «отступал» и я со своими концертами. Последнее, что помню, — была Ялта. Пустая, продуваемая сквозным осенним ветром, брошенная временно населявшими ее спекулянтами. Концерты в Ялте я уже не давал. Некому было их слушать.
Несколько дней городом владел какой-то Орлов, не подчинявшийся приказам белого командования. Потом его куда-то убрали, и все затихло. Ждали прихода красных. Я уехал в Севастополь.
В гостинице Киста, единственной приличной в городе, собралась вся наша братия. Там жили актеры, кое-кто из писателей и много дам. Деньги уже ничего не стоили. За ведро воды нужно было платить сто тысяч рублей…
Высокие, худые, как жерди, «великосветские» дамы и девицы, бывшие фрейлины двора, графини, княжны и баронессы с длинными породистыми «лошадиными» лицами, некрасивые и надменные, продавали на черном рынке свои бриллиантовые шифры и фамильные драгоценности, обиженно шевеля дрожащими губами. Слезы не высыхали у них на глазах.
Днем они толкались в посольствах и контрразведках иностранных держав, в консульствах, различных учреждениях и комитетах, где можно было купить любой паспорт. Спекулянток можно было узнать сразу. Котиковый сак. Тюрбан на голове. Заплаканные глаза и мольба: «Визу на Варну!», «В Чехию, в Сербию, в Турцию — куда угодно! Только бежать, бежать!...» Они не мылись неделями, спали не раздеваясь. От них шел одуряющий запах «лоригана-коти», перемешанный с запахом едкого пота. Никто из них ничего не понимал. Словно их контузило, оглушило каким-то внезапным обвалом.
По улицам ходил маленький князь Мурузи и, встречая знакомых, сладко и заливисто разговаривал, сильно картавя.
— Тут нет жизни,— восклицал он, всплескивая руками.— Надо ехать на фгонт! Это безобгазие!
Однако сам он ни на какой «фгонт» не ехал. Уговаривать нас князь начал еще в Одессе. И теперь докатился до Севастополя. Исчерпав все убеждения, он озабоченно спросил у меня:
— Скажите, догогой, а где тут хагашо когмят?
— Тут. У Киста,— отвечал я.— Тут же и хорошо, тут же и плохо! Потому что другого места все равно нет.
Единственный в городе театр «Ренессанс» ежевечернее был набит до отказа серыми шинелями — отпущенными или бежавшими с фронта офицерами. Мне предложили гастроли. Я отказался. Петь было нелепо, ненужно и бессмысленно.
Поэт Николай Агнивцев — худой, долговязый, с длинными немытыми волосами — шагал по городу с крымским двурогим посохом, усеянным серебряными монограммами — сувенирами друзей, и читал свои последние душераздирающие стихи о России:
Церкви — на стойла, иконы — на щепки!
Пробил последний, двенадцатый час!
Святый боже, святый крепкий,
Святый бессмертный, помилуй, нас!
На его визитной карточке было напечатано: «Николай Агнивцев (миллионер)»…
Так вот, здание гостиницы Киста, бывшее молчаливым свидетелем этого отчаяния, стоит до сих пор.
Я вдохновенно занималась изысканиями в истории старых гостиниц нашего города, но мой «полет» был прерван новыми обстоятельствами, занесшими меня в Москву. Здесь, несмотря на новый вид деятельности, я, по-прежнему, интересовалась всем, что связано теперь уже со старыми гостиницами Москвы. Конечно, давно ушли в прошлое времена, когда персонал гостиниц долгими зимними вечерами писал письма и рождественские открытки своим бывшим постояльцам, приглашая их вновь.